Личное участие в казнях было в двадцатых и тридцатых годах также своеобразным посвящением в чекисты. Упоение «беспощадностью» запечатлелось в традиционной формулировке награждений 1920–1930–х годов — «за беспощадную борьбу с контрреволюцией». И действительно, многие сибирские расстрелы начала 1930–х гг. сопровождались добавлением к основным исполнителям (коменданту или дежурному коменданту) рядового оперативника. Было ли это личной инициативой полпреда Л. М. ваковского, столь хорошо знакомого со спецификой комендантской должности? Наверняка нет, ибо, например, в южной России в 1930 г. к казням «кулаков» привлекались даже партийные функционеры и трудно представить себе, чтобы рядовой оперсостав смог бы избежать участия в почётном труде по столь «массовидному» (как выражался Ленин) истреблению «врагов народа» в период коллективизации.
Например, начальник Барнаульского оперсектора ОГПУ видный чекист И. А. Жабрев сознательно вязал свой аппарат кровавой порукой, одновременно воспитывая у следователей чувство безнаказанности: сами арестовали сотни крестьян по поддельным справкам о кулацком происхождении, сами пытали, сами тайно и расстреляли. Все концы в воду. Расстрел 327 осуждённых (среди которых был и отец писателя Василия Шушкина М. Л. Шукшин) за «заговор в сельском хозяйстве» в ночь на 28 апреля 1933 г. был осуществлён 37 сотрудниками (то есть половиной всего личного состава) оперсектора под руководством помощника Жабрева П. Ф. Аксёнова. Массовые казни остальных жертв этого «заговора» были осуществлены в большинстве территориальных подразделений полпредства, причём только в Омском оперсекторе основная нагрузка выпала на долю комендантского состава; в остальных оперсекторах, городских и районных отделах ОГПУ расстреливали в основном оперативные работники — как руководящие (начальник Томского оперсектора М. М. Подольский), так и рядовые. Отметим, что участвовавший в расстреле 327 «заговорщиков» барнаульский чекист М. А. Клеймёнов несколько месяцев спустя в знак протеста против беззаконий дезертировал из ОГПУ и, после неудачной попытки бежать в Китай, перешёл на нелегальное положение33.
Полагаем, что обязательно следует учитывать исключительное и переломное для чекистской жизни значение расстрельной практики начала 1930–х гг., ибо после гражданской войны, в период нэпа, чекисты обычно не практиковали массовых убийств, хотя и были к ним готовы (подавление постоянных мятежей на Северном Кавказе, карательные кампании в Якутии 1927–1928 гг., истребление бандитов в Сибирском крае в 1925–1927 гг.). Для периода 1930–1933 гг. характерен стремительный рост численности органов ОГПУ, приход огромного количества совершенно неподготовленных кадров. Их, похоже, поголовно «крестили кровью».
С конца 1929 г. в Новосибирске, основных городах края (да и во многих рядовых райцентрах тоже) начинается длившийся до 1934 г. период постоянных массовых расстрелов (в 1 935–1 936 гг., накануне «Большого террора», из–за отсутствия местных внесудебных органов с правом вынесения приговоров с высшей мерой наказания, расстрелов было намного меньше). И чтобы комендатуры справлялись со своими палаческими функциями, в помощь к ним привлекали и начальников горрайотделов, и начинающих оперработников, а нередко и фельдъегерей, и милиционеров. Так шла охота за двумя зайцами — комендатуры получали техническую помощь, а чекисты заодно с милиционерами — специфическую закалку.
Акт о расстреле составлялся в достаточно свободной форме. Старший горсудья г. Бийска Прапорщиков изощрялся, в деталях описывая способ казни во всех составленных им актах: так, над расстрелянным 27 марта 1933 г. «за хищение соц. собственности» Е. М. Чурилиным «приговор в 23 часа 25 минут приведён в исполнение посредством произведения четырёх выстрелов из нагана в область затылочной части головы...» ; осуждённого по указу от 7 августа 1932 г. А. М. Киреева казнили 7 апреля 1933 г. «через посредство выстрела двух пуль из нагана в голову»; двух осуждённых по этому же указу казнили 15 августа 1933 г. «через посредство выстрела из револьвера системы „Наган" в область задней части затылка». Обычно стреляли в голову два–три раза: опергруппа НКВД ТатАССР, расстрелявшая за 26 августа, 21 и 26 сентября 1937 г. 38 осуждённых, отчиталась за расход 84 патронов к револьверу «наган».
Среди палачей, вероятно, находились и добровольцы, не относившиеся к оперсоставу. Так, в казнях 1933–1934 гг. постоянно участвовал начальник кирпичного завода при Бийском изоляторе коммунист М. Ф. Трунов, в 1937 г. работавший в штате Бийского горотдела НКВД. Зафиксировано в те же годы участие в расстреле и еще одного начальника Бийского кирзавода — Павлова34. Руководящие работники местных чекистских органов тем более постоянно практиковались в казнях: так, начальник экономического отделения Барнаульского оперсектора ОГПУ Г. А. Линке 2 ноября 1932 г. участвовал в расстреле группы из 13 осуждённых.
Не только суровые мужчины исполняли приговоры. Красноречивую информацию о полной эмансипации судейского сословия даёт следующий акт о расстреле от 15 октября 1935 г.: «Я , судья города Барнаула Веселовская, в присутствии п/прокурора Савельева и п/нач. тюрьмы Дементьева... привела в исполнение приговор от 28 июля 1935 о расстреле Фролова Ивана Кондратьевича». Старшая нарсудья г. Кемерова Т. К. Калашникова вместе с двумя чекистами и и. о. горпрокурора 28 мая 1935 г. участвовала в расстреле двух уголовников, а 12 августа 1935 г. — одного.
Участие в расстрелах «врагов народа» считалось партийными властями одним из наивысших проявлений политической лояльности. В марте 1925 г. при проверке партдокументов работника Кубанского окротдела ОГПУ Воронцова, работавшего в ЧК с 1919 г. и исключённого из РКП(б) по подозрению в хищении ценностей при обыске, партийная комиссия сделала следующий примечательный вывод: «Участвовал во многих расстрелах и женат на жене бывшего офицера, ныне убитого. Считать проверенным и вполне достойным службы в органах ВЧК– ГПУ»35.