Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1 - Страница 18

В Минусинске, Абакане, Тюмени весь наличный оперсостав, включая милицию и фельдъегерей, привлекался в 1937 г. к расстрелам. Как вспоминал бывший начальник Новосибирской облмилиции М. П. Шрейдер, работники милиции в начале 1938 г. постоянно участвовали в расстрелах в Новосибирске. Такая же ситуация была в большинстве городов, где имелись тюрьмы и «условия» для казней. Слишком много людей нужно было расстрелять, и имевшиеся кадры не справлялись, в буквальном смысле захлебываясь в крови.

Начальник УНКВД по Куйбышевской области 4 августа 1937 г. запретил допускать к расстрелам красноармейцев и рядовой милицейский состав. Но во многих других регионах эти лица привлекались к «ликвидациям». Подчас даже всего состава местного органа НКВД было недостаточно — и партийные органы шли навстречу, привлекая к казням собственные кадры. О конспирации уже и не помышляли. 22 апреля 1938 г. начальник следственной тюрьмы управления госбезопасности УНКВД по Омской области М. Г. Конычев и начальник Тобольского окротдела НКВД А. М. Петров подписали «Акт обследования работы Тобольского окротдела НКВД по приведению приговоров к В М Н » , где, в частности, предписывалось: «Прекратить приглашать для приведения приговоров товарищей из партактива и не осведомлять об этой работе лиц — не сотрудников НКВД»67.

В круговерти массовых казней частым явлением были расстрелы по ошибке совершенно посторонних лиц. Начальник У РКМ Н КВД Марийской АССР Н. Н. Макеев в 1937 г. не только фальсифицировал следственные дела и пытал арестованных, но и допустил расстрел человека, осуждённого на полтора года лишения свободы. После выяснения «ошибки» Макеев пытался сфабриковать на расстрелянного дело как на осуждённого к высшей мере. В 1940 г. Макеева арестовали и осудили на 10 лет лагерей за многочисленные нарушения законности в период террора, но уже в конце 1943 г. досрочно освободили68.

Читинский чекист Василий Кожев показывал: «Когда я был арестован и находился в тюрьме г. Читы, то работал старостой корпуса смертников. С приведением приговоров в исполнение творилось вопиющее безобразие. Смертники называли другие фамилии тех, которые подлежали расстрелу, вместо них брали тех других, названных лиц, и расстреливали. Комендант УН KBД Воробьёв заявлял: „Стреляйте, после счёт сведём, лишь бы количество черепков было". А таких случаев неправильных расстрелов было много. Начальник 8–го (учётно–архивного — А. Г.) отдела УНКВД Боев также присутствовал и, когда начал проверять, то тех лиц, которые должны быть живыми, не оказалось. И он шутя говорил: «Наверное, Крысова расстреляли за Иванова как крысу», добавляя, что, мол, ошибку исправим. Во время проверки в 8–й камере таким образом было расстреляно 6 человек... Я писал об этом прокурору, он меня вызывал и допрашивал (это был военпрокурор Агалаков), но до конца выслушивать не стал, а сказал мне, что об этом скажете на суде...».

В 1937 или 1938 гг. глава Бийского оперсектора НКВД В. И. Смольников «вместо приговорённых к расстрелу Тарабукина и Соколова допустил самоуправно расстрел других лиц, однофамильцев». В. А. Зайцев — оперуполномоченный, а затем и начальник Канского райотдела УНКВД по Красноярскому краю — весной 1941 г. был осуждён на 10 лет лагерей за целый букет нарушений законности, включая ошибочный расстрел двух заключённых69.

Следует отметить, что путаница с однофамильцами и теми заключёнными, которые выдавали себя за других, была повсеместной и постоянной. Началась она куда раньше 1937 г. В феврале 1926 г. прокурор Сибкрая П. Г. Алимов предлагал прокуратуре Ачинского округа выяснить причину того, отчего вместо осуждённого Ивонина был расстрелян Акманов (Ивонина чуть позже тоже расстреляли) и доложить, был ли причиной этого случая сговор заключённых или «невнимательность должностных лиц». М. Р. Аришак, возглавлявший райаппарат ОГПУ Александровского района Нарымского округа Запсибкрая, 4 ноября 1933 г. был арестован и отдан под суд за преступную халатность, способствовавшую массовой гибели спецпереселенцев на о. Назино. Последняя из его вин формулировалась так: «без всякой проверки обвиняемого из деклассированных Лебедева, приговорённого к 10 годам концлагеря, подверг высшей мере наказания — расстрелу, перепутав имена и отчества обвиняемых»70.

Каинские душегубы и читинские «чистильщики»

Как вспоминал бывший политзек И. И. Чукомин, сидевший осенью 1937 г. в Барабинской тюрьме (она располагалась в г. Каинске– Куйбышеве Новосибирской области и являлась одним из основных «предприятий» небольшого города), «каждый вечер из нашей камеры вызывали по 5–7 человек и уводили в городской [отдел] НКВД. Там раздевали их возле сарая и голых заводили в баню, а дальше их след терялся».

Многие из казнённых в Куйбышеве расстались с жизнью прямо в здании райотдела НКВД. Бывший начальник Куйбышевского оперсектора УН КВД по Новосибирской области Л. И. Лихачевский в августе 1940 г. показывал (будучи арестован в ноябре 1939 г. за нарушения законности): «Осуждено к ВМН за 1937–1938 годы [по Куйбышевскому оперсектору] было ок. 2–х тысяч чел. У нас применялось два вида исполнения приговоров — расстрел и удушение. Сжиганием не занимались. Сжигали [иногда] только трупы. Всего удушили примерно 600 чел. Постоянными участниками этих операций были Плотников, Малышев, Иванов, Урзля, Вардугин и др. работники как НКВД, так и милиции. Операции проводились таким путём: в одной комнате группа в 5 чел. связывала осуждённого, а затем заводили в др. комнату, где верёвкой душили. Всего уходило на каждого человека по одной минуте, не больше».