Нарком Ежов для максимальной конспирации отправился в продолжительную командировку на Украину, а непосредственное руководство операцией возложил на своего заместителя М. П. Фриновского. 17 февраля 1938 г. Фриновский вызвал Слуцкого к себе в кабинет для доклада о текущей работе отдела. В кабинете находился и другой заместитель Ежова — бывший начальник Ленинградского управления НКВД Л. М. Заковский. Во время доклада Слуцкого хладнокровный здоровяк Заковский подошел к нему сзади и затянул на голове жертвы маску, пропитанную быстродействующим усыпляющим составом (вероятно, хлороформом). Вырваться из рук физически очень сильного Заковского начальник Иностранного отдела не имел никаких шансов. Потерявшего сознание Слуцкого перенесли на диван в смежную комнату, и к делу подключился ещё один участник — бывший подчиненный Заковского по Ленинграду, а ныне исполнявший обязанности начальника Отдела оперативной техники ГУГБ НКВД М. С. Алёхин.
В составе Отдела оперативной техники имелась небольшая химическая лаборатория, в задачу которой входило изучение методов тайнописи, разработка новых технических средств диверсионной борьбы, а также снотворных веществ и ядов. Работа лаборатории находилась под постоянным контролем Ежова. Действие ядов проверяли сначала на животных, а затем, с разрешения наркома, их стали испытывать на приговорённых к расстрелу заключенных. Под видом врача к принявшим яд заключённым регулярно наведывался и сам Алёхин, лично убеждаясь в эффективности используемых препаратов. Именно ему как специалисту и было доверено сделать инъекцию яда (его состав остался неизвестным) спящему Слуцкому. Затем врач зафиксировал факт смерти от сердечного приступа. Фриновский позвонил в Киев Ежову и сообщил ему официальную версию случившегося. В момент звонка Ежов находился в кабинете наркома внутренних дел Украины А. И. Успенского, который стал свидетелем состоявшейся беседы. В 1939 г. Успенский был арестован и показал на следствии:
« И з их разговора я понял, а затем это мне рассказал и Ежов, что Слуцкий неудачно сделал какую–то работу за кордоном, имел по этому поводу крупный разговор с Фриновским и неприятность для себя, что он затянулся папиросой и умер якобы от разрыва сердца. Я еще тогда сказал Ежову, что я сомневаюсь, что Слуцкий помер естественной смертью и думаю, что папироса у него была не простая, а с какой–либо начинкой... Ежов замялся и ответил: „Всё возможно"»105.
В июле 1939 г. тайком в поезде по приказу Сталина и Берии двумя чекистами был вместе со своей женой убит полпред и одновременно резидент внешней разведки в Китае И. Т. Бовкун–Луганец.
Орудием убийства послужил молоток. Потом была инсценировка автокатастрофы и торжественные похороны. Исполнителям операции объяснили, что тайное убийство «шпионов» осуществлено для того, чтобы иностранная разведка не догадалась об их разоблачении, а подчинённые полпреда не стали невозвращенцами.
В те же месяцы по приказу Сталина была тайно арестована, а затем так же тайно, без оформления документами, расстреляна жена маршала Кулика К. И. Симонич–Кулик, подозревавшаяся в шпионаже. Комендант МГБ СССР В. М. Блохин в 1953 г. показал, что перед войной он, по приказу Б. 3. Кобулова, помимо жены Кулика, расстрелял точно таким же образом одного мужчину, причём Кобулов заявил, что документы о расстреле будут оформлены задним числом. Фамилия этого расстрелянного осталась невыясненной. В 1947 г. на Лубянке тайно убили шведского дипломата Рауля Валленберга, в 1948 г. в Минске — гениального актёра Соломона Михоэлса. Известно и о многих других тайных жертвах сталинской мести, в том числе за границей — эти эпизоды достаточно подробно описаны в литературе106.
Награды палачам
Непосредственно исполнителям приговоров, прежде всего, давалась возможность пить вволю. Начальник Куйбышевского оперсектора НКВД Леонид Лихачевский показывал, что с «ведома управления участникам операций разрешалось употребление спиртных напитков, на что отпускались средства. (...) Выпивки после операций были, как правило, и проходили они в помещении райотделения или у меня на квартире. (...) Учёта вещам, оставшимся после расстрела осуждённых, не было, так как на этот счёт не было указаний»107. Вполне вероятно, что отсутствие указаний было сознательным и имущество казнённых руководство УНКВД рассматривало как награду исполнителям приговоров.
Напряжённейшая работа чекистов в пиковые месяцы террора была по достоинству отмечена партией и правительством. И не только бесплатной водкой. В честь ударников смертельного ремесла не звучали фанфары, но их имена — в таком большом количестве первый и последний раз — были опубликованы в печати. В честь двадцатой годовщины «органов» по огромному (на 392 человека) наградному списку, заготовленному в НКВД, власти отметили многих профессиональных палачей, опубликовав 21 декабря их имена в «Красной Звезде».
Ордена получили и видные работники комендатуры НКВД в Москве (например, П. И. Магго и В. И. Шигалев), и их коллеги на местах. В числе последних были: в Новосибирске — начальник внутренней тюрьмы и одновременно начальник тюремного отдела УНКВД С. И. Корнильев (орден Красной Звезды), дежурный дома предварительного заключения, а в 1941 г. — начальник внутренней тюрьмы УНКВД Г. И. Ершов (Знак Почёта), замначальника ДПЗ В. И. Пачуфаров (орден Красной Звезды) и рядовой работник комендатуры П. А. Гудков (Знак Почёта), который ещё в 1936–м был скромным фельдъегерем, а три года спустя стал начальником тюрьмы; в Красноярске — комендант УН КВД М. И. Пульхров (орден Красной Звезды) и дежурный комендант М. П. Ждамиров (Знак Почёта), к 1 939 г. ставший начальником местной внутренней тюрьмы; в Барнауле — коменданту Н КВДД. М. Булгаков (орден Красной Звезды ). КомендантУН КВД по Читинской области С. С. Воробьёв получил орден Красной Звезды, такая же награда досталась коменданту УН КВД по Харьковской области А. П. Зеленому, под чьим руководством было расстреляно в подвалах внутренней тюрьмы около 7 тыс. человек, затем тайно захороненных на территории еврейского кладбища1™.